Как бы вам объяснить, что я сейчас чувствую?.. Представьте, что вам поручили приготовить для шеф-повара его любимое блюдо. Или собрать машину для автомобильного конструктора. Или сшить платье для лучшего дизайнера страны. «Да что ж я камикадзе, что ли?» – скажете вы. Интервью с журналистом – это краш-тест. Особенно если этот журналист – Марина Ким. Тут пан или пропал.

Интервью из журнала "Бишкекчанка" (выпуск №49, ноябрь 2015)

Первый холодный, по-настоящему осенний дождь, то и дело норовивший перейти в снег, резко увеличил посещаемость кофеен и количество идиотов на дорогах. В ожидании героини моего интервью я наблюдаю в окно, как водители, наплевав на пешеходный переход, продолжают движение, мамаши сомнительной адекватности переходят дорогу с коляской в неположенном месте, и вдруг случайная собака замирает на перекрестке, а потом спокойно пересекает улицу на зеленый свет…

– …Слушай, ну какие классные стали у вас обложки! Вы находите новые интересные лица, потом я смотрю – у них сразу куча подписчиков появляется в Инстаграме после вашей обложки. Но первые ваши были ужасные, вы уж не обижайтесь!

– Это вы еще наших статей не видели…

– Что, все совсем-совсем плохо?

– Иногда авторы присылали такое, что нам приходилось все переписывать самим.

– Вообще, я теперь стала очень избирательна в общении с местным глянцем. Есть недавняя история, после которой я ранена навсегда. Она длинная, но если вкратце: у меня выпросили интервью, которое я потом переписала полностью, измучили меня на фотосессии, в итоге прислали фото на утверждение – а я на обложку еще иду, как оказалось – а они все, как одна, ужасные. Может, потому что макияж и прическу я делала сама, а может, потому что фотограф прошел кастинг косоруких, я не знаю. Но, в общем, я, лишь бы от меня отстали, сказала им делать, что хотят, надеясь, что журнал никто не увидит. И тут выходит журнал! И, как назло, этот журнал все видят! И как в песне, «полетела карусель звонков и смсок», звонят друзья и говорят: «Э, Марина… Это что вообще? Что с лицом-то стало?» Моя подружка присылает мне фотографию журнала с этой обложкой и говорит: «Знаешь, когда у меня в жизни все плохо, я смотрю на эту фотографию и понимаю, что у меня еще все более-менее». Короче, я ранена навсегда этими вашими журналами. Потом, когда я размышляла над этим случаем, я поняла, что случившееся – это вопрос дилетантства. Но душевную травму мою уже не излечить.

– Помнишь свое первое интервью?

– Очень хорошо помню. Тогда среди молодежи была очень популярна хип-хоп культура. И вот, привалило мне взять интервью у странного товарища. Возможно, вы его помните, был такой граффитчик Рома «технарь», периодически тусовался на «Поляне», катался на роликах-«агрессивах» и носил клетчатую рубашку поверх футболки. Он стоял к оператору спиной, а я задавала вопросы, которые сегодня без слез вспомнить невозможно. Я, конечно, страшно волновалась. Помню, даже крестилась перед этим интервью. На моем лице был написан весь спектр эмоций, какие только могут быть у журналиста-новобранца. Тем не менее интервью получилось. Я тогда работала в утренней телепрограмме «Пора», помните, наверное, с Галиной Бородич. Мы, толпа бесплатных студентиков, работающих за идею, с огромным воодушевлением снимали сюжеты на различные темы. В программе было порой по два-три гостя, и у каждого нужно было брать такое мини-интервью. Так со временем я научилась раскрывать людей и волновалась с каждым разом все меньше.

– Так все-таки больше нравится писать или быть в кадре?

– Сейчас сложно сказать. Я уже и не знаю, что мне нравится больше. Хотя, положа руку на сердце, в кадре-то сегодня и быть негде. Хорошего телепродукта в наше время нет… Абы каких проектов я не хочу, а чтобы сделать что-то стоящее свое, нужно столкнуться с массой разных препятствий. Сейчас нахожусь в поисках чего-нибудь новенького, езжу по телеканалам и зондирую обстановку. Все каналы без исключения находятся в одной и той же ситуации – хороший продукт хотим, платить не можем. Все сложно. Все простаивает. Хочу сделать телевизионный проект, который, к сожалению, в нашей стране не потянет финансово ни один канал. Я хочу делать то, что будет возвращать людей к мечте.

– Говорят, телевидение умирает. Интернет – наше все?

– Факт. Но почему-то люди, работающие на ТВ, так не считают. Они говорят, сейчас мы перейдем на «цифру», и все будет! Но это не произойдет в один день, мы не перескачем все одновременно на «цифру»! На этот самый переход потребуется лет пять точно. А все это время что мы будем делать? Нет понимания ситуации у людей. Они сидят на своих местах и думают, что все супер. Но все плохо. Вот вы смотрите телевизор? Вот и я не смотрю.

Once upon a time…

– В школе я была забитым ребенком. На дворе стояли лихие девяностые, когда уголовно наказуемые спекулянты «легким движением руки» превращались в бизнесменов и коммерсантов. И, знаете, была тогда в каждой школе такая толпа красивых девочек, типа «элита». У них были настоящие Барби, новейшие пеналы, наклейки, они шикарно одевались, а мы тогда жили очень просто. Класса до девятого я строила планы, как попасть в их компанию. А сейчас, где эти девочки – неизвестно. В школе те люди, которые ко мне предвзято относились, сегодня встречают меня и: «Маринк, привет! Ты что, мы же с тобой в одной школе, ты че, Маринк?!»

А потом был университет. Я всегда знала, что пойду в АУЦА. Помню, как пришла туда в гости к старшей сестре моей подруги. Тогда-то я и решила – буду учиться здесь! Это была этакая мини-Америка, все были такие стильные, классные, интересные. И атмосфера АУЦА кардинально отличалась от всех остальных вузовских. А главное, там была академическая честность. Неважно, насколько ты богат – шпаргалки и взятки не прокатят. На тот момент я работала в проекте «Небоскреб», участвовала в съемках, короче говоря, уже полным ходом была вовлечена в медиа. Молодой человек, с которым я тогда встречалась, был хиппи, и мы вместе с ним боролись против системы, чем изрядно бесили преподавателей. Мне тогда казалось, что раз я уже работаю журналистом, то все знаю. На парах я частенько спорила с «преподами», говоря: «Все это неправильно! Сейчас уже все совсем по-другому!». Так в АУЦА я и не доучилась, конфликт достиг своего апогея, и я ушла.

– Каждый раз, когда я попадаю на какой-нибудь семинар от журналистов не из нашей страны, кто-нибудь обязательно в сердцах да скажет: «Ну чему вас учат в университетах? Чему вас учат в ваших редакциях?». И, правда, чему?

– Ругают наших журналистов, а с другой стороны, где им было учиться по большому-то счету? Когда я пришла в АУЦА на факультет журналистики, я уже работала достаточное количество времени. И, надо сказать, что с каким багажом я пришла в университет, с тем я и ушла. Сложно сказать, что было бы, если бы я пришла совсем «сырой». Может быть, я все равно бы выросла в журналиста. Но на тот момент мне казалось, что не изменилось ничего, и я ушла ровно с тем, что имела. Да, иностранные языки, психологию давали хорошо. Но информации по медиа было невероятно мало. А мы рвались к знаниям, мы готовы были читать. Сегодня я часто общаюсь с молодежью и меня удручает то, что ребята мало читают. Их ориентиры – стать звездой, набирать «лайки», срывать овации, набирать подписчиков. Я каждый раз спрашиваю: «Вот вы хотите стать звездой журналистики. Для чего? Это же Кыргызстан! Потолок твоей звездности – тебя узнает кассирша в ''Народном'' и продаст тебе колбасу со скидкой».

– А ради чего шли в журналистику?

– Цель была очень искренняя, журналистская. Мы действительно хотели нести информацию, менять, добиваться справедливости, наивно полагая, что мы скажем правду через СМИ, и все изменится. Мы действительно шли в журналистику ради журналистики, а не ради популярности. Мы учились у тех, кого сегодня нет на свете. Это была классическая журналистика, основанная на правильных ценностях. Многие ушли, новых так и не пришло. В итоге застой. Журналист должен гореть, желать знаний, исследовать, узнавать. Журналист из-под палки – это не журналист. Мы часто спорим с Борей Глобусом. Он утверждает, что журналистика должна воспитываться в семье. Но я считаю, что это не совсем верно. Рядом все равно должны быть учителя и наставники, которые станут на первых, а может, и не совсем первых порах поводырями, нужны профессионалы, которые помогут стать профессионалами нам.

– Борис Глобус, как известно, не наш гражданин, российский. В чем разница журналистики в его голове и в головах наших?

– Давай начнем с того, что Глобус не журналист. Он дилетант. Я вообще не понимаю, зачем некоторые организации зовут его на различные круглые столы. Я так и говорю: «Ну зачем вы его зовете, это же просто человек, который матерится в Фейсбуке?» И, видать, объяснение этому одно, что адекватного народу становится все меньше, поэтому зовут уже любого, кто готов подискутировать. Мы познакомились тогда, когда он только приехал и был очень воодушевленный. Он был полон решимости что-то делать, делать и делать, но я ему объясняла: «Борь, вот это не работает в нашей стране, и вот это не будет работать в нашей стране, вот так не получится в этой стране, и вот сяк не получится в этой стране». Например, он рвался сделать дерзкую такую передачу, где мы такие дерзкие, дерзко будем опрашивать дерзких депутатов, задавая им дерзкие вопросы. Я ему говорю: «Борь, ты понимаешь, что ты один раз спросишь дерзко, потом люди этого человека тебя найдут и дерзко за углом дадут тебе по голове. Все, и вся твоя журналистика закончится». А он мне в ответ: «Нет, просто вы все боитесь! Поэтому и в вашей стране все вот так, потому что вы боитесь!»

Потом Боря поработал, понаблюдал и через время согласился с тем, что Кыргызстан – страна своеобразная. Надо уметь здесь жить и работать. Он это понял, и я считаю это своей маленькой победой. Но когда мне совсем плохо, я с Глобусом встречаюсь и говорю – «дай мне позитива». Он умеет найти какие-то правильные слова всегда.

– Тем не менее остался же? Значит, удалось еще каким-то образом влюбить его в Кыргызстан?

–У Бишкека есть очень интересное свойство. Об этом мне говорят все, кто сюда приезжает. Ты застреваешь здесь. Вроде говоришь себе: все – я уезжаю домой! Но не уезжаешь. Остаешься. Бишкек – очень странное место. Вроде бы здесь все плохо, но здесь застреваешь.

– Какой диагноз у программы «Эти двое»? Она будет жить, доктор?

– Программа временно приостановлена: команду покинул режиссер. Продаваться изначально мы никому не хотели, так как купит нас кто-нибудь расчудесный, а мы потом ему песни пой. А поскольку мы никому не продались, то проект чисто волонтерский, а когда без денег, то вдруг оператор не смог, и монтажер не пришел, все это очень сложно. Надо двигать и двигаться. Вообще у нас страна пинков. Я как работодатель убедилась в этом на сто процентов. Очень мало людей-моторов, которые сами двигаются. Да и они, как правило, все при делах и очень заняты. Остальным нужно давать того самого волшебного пендаля, чтобы началось движение. Есть бриллиантовые люди, которые способны на многое грандиозное, но они почему-то постоянно куда-то пропадают. Кто-то уходит с головой в другую идею, кто-то покидает страну.

– А как насчет переезда в другую страну?

– В какой-то момент я поняла, что будет несправедливо, если я запру своего сына в этом государстве. Была бы одна, может быть, и не парилась. Я все равно научилась уже жить в этой стране и приспосабливаться ко всему, но, когда родился сын, мои мысли на этот счет стали совершенно другими. Я смотрю на людей, у которых была возможность получить западное образование – это люди совершенно другого полета мысли. В думах о детях многие из моих друзей, с которыми я работала, стали разъезжаться, Лена Шмидт, Эльдияр и Камила («Азия Микс») – все уже отсюда перебрались. Здесь все сложно. Меня сейчас после этого интервью опять начнут порицать за непатриотизм, как это часто случается – мне недавно в Инстаграме одна дама накатала поэму «Я в вас разочарована». Я, мол, думала, что вы, Марина, патриот, а вы открыто говорите, что хотите уехать. Но это школьники, в основном, студенты, молодые совсем, которые еще на родительской сиське висят – им-то, конечно, кажется, что все в стране отлично.

– Почему тогда ты еще здесь?

– Я жду, пока подрастет сын. Без него я никуда не уеду. Сейчас пока будет очень сложно адаптироваться. Одной можно жить как угодно и питаться макаронами, но когда на руках ребенок, то хочется, чтобы все сложилось иначе. Хотя я слабо представляю, как уеду отсюда. Здесь мои родители, которые никуда уезжать не собираются. Поэтому я так думаю, что буду жить на две страны.

– Ты много путешествовала, какая из стран запомнилась больше всего?

– Очень запомнился и понравился Таиланд. Удивительное место, там много экспатов. Туда съезжаются самые разные люди. И еще мне очень понравилось их уважение к иностранцам. В Бишкеке у нас там нахамят, сям нахамят, а там все с тобой предельно вежливы, и это очень согревает. Я недавно узнала, что три месяца зимы в Таиланде стоят дешевле, чем один месяц в Бишкеке. Поэтому я, возможно, вернусь туда поработать.

Kinder, Kuche, Kirhe

– Никогда не хотелось бросить карьеру и засесть дома?

– Если честно, никогда не видела абсолютно счастливую домохозяйку. Многие из них несчастны, но признаются в этом очень шепотом, после пары рюмок спиртного, говоря о том, а что если бы…Честно говоря, я каждый раз сталкиваюсь с одной и той же проблемой в личной жизни. Меня каждый раз пытаются запереть дома, обрубить мне крылья и сделать своей собственностью. Поэтому я до сих пор свободна. Мужчины говорят: «Сиди, молчи и будь при мне». И еще мне часто говорят: «Ты слишком объемная, я рядом с тобой как придаток. А мне надо, чтобы я был главный». Так в чем проблема, будь! Это не я решила, что ты придаток, а ты!

– Что сегодня происходит с современными мужчинами?

– Мужчины вообще сейчас очень странные. Лет пятнадцать назад все начали обрабатывать девочек, мол, ты должна все сама, равноправие, girl power и так далее. Девочек обработали, а мальчиков – забыли. В итоге девочки сегодня вроде при делах, при карьере, при бизнесе – и одни. Я и признаю, что я продукт всей этой феминизации. Может, действительно стоило быть попроще и не «топить» так сильно тапочкой в пол. Но поломать себя в тридцать лет уже сложно. Мужчины… С ними все плохо, причем даже сами мужики говорят об этом. Ну а что убить их теперь за это, что ли? Одна знаменитая фотограф мне однажды сказала: «Жаль мне вас, Марина. Вы не найдете себе здесь мужчину. Это страна мертвых мужчин». Я задумалась, и правда. Сегодняшнего мужчину постоянно хочется трясти, бить по щекам и орать «Проснись!».

– Тем не менее однажды на всех мониторах страны «Марина Ким вышла замуж!». Что это было?

– Когда я узнала, что беременна, я не была в браке. Это в остальном мире обычное дело, а в Кыргызстане стало бы главной новостью аудитории кафе «Навигатор». В первую очередь я тогда подумала о том, что моим родным и близким придется слушать шепотки, проходить через сплетни, отвечать на вопросы, на которые, возможно, они не хотят отвечать, и тогда, зная, что в сети легко создать событие, я вышла замуж в соцсетях. Теперь у меня уже другое мнение – я считаю, что могу быть хоть круглогодично беременна, и это никого не должно волновать. Нездоровый интерес к личной жизни – это самый низший жанр и беда нашего общества, всем есть дело до жизней других людей, поскольку в своих ничего интересного не происходит.

– Какой была твоя реакция на беременность? Какие были варианты развития событий?

– Только один. Рожать. Этот ребенок дан мне свыше. И то, что я вообще забеременела, – это чудо. Я перенесла операцию по удалению щитовидной железы. И ребенок появился вопреки всем диагнозам и прогнозам врачей. Этот факт стал решающим в выборе имени для моего сына. Хотя, «беременные гормоны» диктовали мне самые разные варианты от Жана до Ориона. Но в итоге я решила так, мой сын – это подарок. Подарок – это дар. Дар слишком коротко, поэтому Дарен. Хотя это имя, за которое я страдаю, и, возможно, будет страдать и мой сын (смеется)Мой папа постоянно ругается: «Ну, вот как ты внука моего назвала, а? Каждый раз, когда интересуются его именем, я все время натыкаюсь на недоуменное: «Как-как?!»

Мне хотелось назвать сына так, чтобы с этим именем ему был открыт весь мир, и чтобы обязательно присутствовала буква «Р». Позже я узнала, что есть старославянское имя ДарЕн. Женское имя Дарина активно фигурирует в последнее время в метриках, а вот мужской его вариант ДарЕн не прижился почему-то. Зато есть своя прелесть. Марин везде много, а Дарен он один. Звоню я, к примеру, массажисту: «Здравствуйте, это Марина». – «Марина?..» – «Марина Ким» – «Марина Ким?..» – «Ну, Дарена мама…» – «А, Дарена мама! Здравствуйте, здравствуйте!»

Фото: Алексей Скачков

– Что от тебя уже перенимает сын?

– Характер! У моего сына не могло быть простого характера. Блин, все, что бесило меня в других детях, сейчас есть в моем сыне. Строптивость, капризы, упертость. Все спорное, что есть во мне и его отце – все в нем. Возможно, это мне свыше дано, чтобы я стала проще. Сын капитально меня воспитывает, перевоспитывает. Я – человек очень упертый, принципиальный. Мой сын упертый и принципиальный вдвойне. Я уже поняла, он лучше умрет, лучше будет отшлепан и наказан, чем сделает то, что он не хочет. И я, если честно, его за это уважаю.

– Какое участие принимает отец Дарена в воспитании?

– Он не участвует в воспитании, он скорее наблюдает. Он поддерживает финансово, играет с ним, очень любит его. Не у многих есть такая роскошь – папа. У моего сына есть, и я рада этому. Все пацанское ему дарит папа. И это правильно, я считаю.

– Заглянем в будущее. Дарен вырос и привел домой невесту. Мама, здравствуй, я женюсь! Знакомься, мама, это Катя!

– …и я скажу «Аллилуйя»! Теперь это твоя головная боль, бэйби.

– То есть ты не будешь свекровкой-стервой, которая будет поджучивать, подначивать, подкалывать и шипеть коброчкой на ушко сыну?

– Мои девчонки говорят: «Ну, мать, свекровь из тебя уже так себе». Потому что мы порой сидим в детском кафе, он засмотрится на какую-нибудь девочку, а я говорю: «Дарен, ну что ты смотришь туда, там же ни кожи ни рожи, я тебя умоляю!». Ну, это все шутки, а вообще, с самого начала я знала: Дарен мне не принадлежит, и он не обязан делать так, как я хочу. Скорее всего, как раз так и случится: будет у него какая-нибудь нечитающая или, может, в два раза старше, и будет она мне не нравиться со страшной силой. В общем-то, против чего мы боремся, настигнет нас рано или поздно. В фильме «Август» с Джулией Робертс главная героиня произносит монолог, адресованный своей дочери. И этот монолог является описанием моего отношения к сыну. Героиня фильма очень непростая, и она не может напрямую сказать дочери: «Я тебя люблю». И она пытается сказать ей это другими словами: «Ты можешь прожить свою жизнь как угодно. Ты можешь скуриться, спиться, снаркоманиться, сблудиться, но одно мне ты должна обещать – УМРИ ПОЗЖЕ МЕНЯ». И это мое отношение к сыну. Он может быть каким угодно, делать все что угодно, нравится мне это или нет. Но я прошу – «умри позже меня».

– Как удается все успевать?

– С помощью мамы (смеется). Огромное спасибо ей, она оказывает колоссальную поддержку в воспитании сына. Мне сложно представить, как бы мой сын поладил с няней. У него очень непростой характер. Бабушка исходит из абсолютной и безусловной любви, а няня, сколько бы ты ей не платил, будет обладать гораздо меньшим терпением, чем родная бабушка. Дедушка тоже всегда рядом. Мой папа – друг моего сына. Они прямо спелись. По сей день мой папа для меня – абсолютный пример. Он никогда не говорил мне каких-то конкретных вещей, но я по его поступкам судила, что должна жить именно так. И он, и я страдаем в своей профессии от одних и тех же вещей, мы оба параноидально честные, у нас очень обострено чувство справедливости. По поводу профессии моей он никогда не был в восторге. Он бы хотел, чтобы я была юристом, например, а «журналистика, ну что это за профессия?». Папа вряд ли знает, чем я вообще занимаюсь, ему это вряд ли интересно. Он видит: зарабатывает, деньги есть, все нормально, не просит. Значит, все хорошо. Когда у меня есть вопрос, то он всегда ответит, тщательно разложив все по полочкам, но сам никогда не полезет.

Фото: Алексей Скачков

По ту сторону реальности

– Есть ли что-то, во что ты веришь безоговорочно, наивно по-детски?

–В любовь. В переселение душ. Надо мной все смеются, но я верю.

–Приходилось ли молиться, обращаться к чему-то невидимому за помощью в критический момент?

– Да. Когда страшно. А мне страшно, когда заболевает ребенок. Бывает так, что я молюсь во сне. Снится кошмар, и я читаю «Отче наш». А ведь в реальной жизни не помню ни одной молитвы. А еще случается так, что «Бог отвел». Я, правда, называю эту высшую силу не богом, а – мирозданием, Вселенной. Видать, именно по планам мироздания я не оказалась 11 сентября 2001 года во всемирном торговом центре, хотя именно на тот день у нас была запланирована туда экскурсия. Организаторы что-то напутали с билетами, и мы вынуждены были вылететь позже. Я тогда очень сильно ругалась. А потом случился этот теракт. И тогда я серьезно задумалась и поняла, что все во благо. Бог отвел…Я считаю, что бог пришел в мою жизнь в виде моего сына, чтобы менять меня через него, учить, наставлять. Дарен – мое безусловное чудо.

– До того, как родился Дарен, до того, как ты узнала, страх за сына, когда еще тебе было страшно? Чтобы так до жути?

– Революции. И первая, и вторая. Первая, конечно, сильнее напугала. У меня в голове тогда до конца не укладывалось, что весь этот кошмар творится здесь и сейчас с моим городом, с моей страной. Я тогда поняла, что война рядом. Я тогда поняла, что люди совершенно неуправляемые существа, если в них просыпается агрессия. Когда была вторая революция, то я поехала уже к Белому дому. Снимать сюжет. Страшно, когда смерть рядом. Но что делать, журналистом надо быть до конца либо не быть им вообще.

Вопросы по школьной программе

– Какой самый тупой вопрос, который задают тебе журналисты?

– Тупой вопрос… Ну вот если брать не журналистику, а обычную жизнь, то вырубает такая ситуация: подходит, значит, к тебе улыбающийся человек и радостно так: «Ой, здравствуйте, это вы?» Блин, вот как ответить на этот вопрос? «Ну, я!». Или невероятно комичная ситуация, когда люди видят меня, например, в клубе, узнают, при этом помнят, что у меня какое-то русское имя и корейская фамилия, и начинается: «Ой, это же вы! Я вас узнал! Татьяна Цой! Танечка, я вырос на ваших программах! Танечка, давайте выпьем с вами!» И я сижу и думаю, как его теперь разочаровывать и говорить, что я не Таня вовсе. А еще сегодня вдруг поняла, что меня просто выносит, когда люди спрашивают: «Сколько у вас будет стоить ролик/фильм?» (поскольку по-прежнему я директор продакшн-компании). Таким людям я пытаюсь объяснить, что конкретного ответа нет, так как цена зависит от технического задания. Мы же, когда спросим – сколько стоит квартира? – нам никто не скажет, сколько. Потому что квартира бывает однокомнатная, четырехкомнатная, с ремонтом и без. Также и ролик - бывает снят в Бишкеке с айфона, а бывает в Нью-Йорке с вертолета! И цена зависит от того, что вы хотите увидеть. А когда вам кто-то конкретно называет цену на ролик, не узнав деталей, будьте уверены, эта цена берется из головы, и не соответствует действительности.

– Какие глупые вопросы случались в твоей журналистской работе?

– Знаете, как я любила троллить звезд? Беру интервью у «Иванушек». «Ребят, у меня к вам три вопроса: почему «Иванушки international», над чем вы сейчас работаете, и какие творческие планы на будущее?». Когда у них вытягиваются лица, я говорю: «Шучу ребят, расслабьтесь!». А вообще по вопросам… Задавать вопросы всегда надо с осторожностью. У меня была одна студентка. Я знала, что она вышла замуж. Видела, что она ходит с животиком. Потом встречаю ее через время уже без животика и резонно, казалось бы, спрашиваю: «Ну что, как ребенок?». А она в ответ: «Ребенок умер». Я прям стукнула себя по языку тогда. Не всегда ведь все хорошо. С тех пор я не задаю вопросов, касающихся личной жизни. Это было для меня очень большим уроком.

– Кстати, об уроках. Не планировала открыть свою собственную школу журналистики?

– Я хотела открыть школу журналистики в паре с одним профессионалом. Но она сказала: «Марин, да кто я такая, чтобы учить?». Притом, что эта девушка – настоящий профи. Но она посчитала, что не имеет права учить. В это же самое время люди-дилетанты, откровенные халтурщики и бездарности открывают свои школы журналистики, школы танцев, школы вокала – и к ним идут! А настоящие мастера своего дела сидят и стесняются, мол, кто я, чтобы учить? Особенно «улыбают» так называемые мастера, которые сами себе придумывают информацию о том, что их одежду носят голливудские звезды, о том, что они украсили уже не одну обложку журнала Cosmopolitan, и все это прокатывает, знаешь, почему? Потому что народ у нас не проверяет факты. И такие люди об этом прекрасно знают. Причем если таковых уличить в гиперболизации, в ответ услышим: «Вы просто завидуете». И все, хвост пистолетом и вперед. Хотя, знаете, как обидно, сколько талантливых людей отсиживается в сторонке? Гениальные поэты боятся показаться на публике, в то время как посредственные товарищи публикуют произведения, на которые без трезвого содрогания и не взглянешь.

Графа «Обо мне»

– Для других я часто хороший психолог. Всегда даю советы, раскладываю все по полочкам, и сама аж с себя балдею, думая: «Ну, надо же, какая я умная!» А сама, как тот сапожник без сапог. Сама постоянно обращаюсь к наставникам. Йога, психиатрия…

Иногда периодами есть спорт. Я могу уйти в него с головой, могу ничего ни есть, ни пить. Мне нравится смотреть, как меняется тело, а потом я все бросаю. Сейчас у меня период самокопания, поисков, я много ем и получаю нереальный кайф от еды. Вот такие настали времена.

– «Да, нынче времена не те» – как часто эта фраза срывается с твоих уст? Или ты считаешь, что эти слова признак старости?

– Я вообще считаю, что родилась старая. Будучи подростком, всегда любила поосуждать молодежь, посетовать на их поведение. Возраст, конечно, сказывается. Мы стали спокойнее. А раньше было масса бешеной энергии, которую мы просто не знали, куда девать. Возраст… Да, дело-то не в паспорте. Женщина может молодо выглядеть. Вот только возраст читается по глазам. Смотрю я сегодня на молодых девчонок, и у них такие широко распахнутые глаза, их никто еще не бил, они с такой радостью смотрят на этот мир, и я смотрю на них и думаю: «Какие вы все-таки молодцы! Какие вы классные!». Такие дурашечки по-своему. Поэтому я люблю с ними тусить, подпитываться их дурашливостью, непринужденностью. Ровесники-то все в мыслях о финансах, о семье, о выживании в этом тяжелом мире и так далее. Возраст – это когда ты запарен деньгами и выживанием, а не тем, как накраситься, как одеться, где тусануть.

– Если случаются приступы одиночества, то…

– ...мне никогда не бывает скучно самой с собой. Я всегда нахожу, куда нырнуть – в книгу, в шоу, в музыку. Меня прям прет. Я большой поглощатель медиапродуктов, даже прочла «50 оттенков серого», каюсь, чтобы быть, что называется, в теме и понимать, что же так судорожно обсуждает половина мира. Мучилась, плакала, но дочитала. Я пыталась понять причину этой массовой истерии. Так и не поняла. Люблю ждать книжные новинки и искать их потом по магазинам. Вот вышел этот «Шантарам», чтоб он пропал, я прихожу в книжный магазин, там сидит консультант, спрашиваю: «У вас есть “Шантарам”»? – «Эээ… Че?» – «Ну,“Шантарам”! Весь мир бушует, ажиотаж. Нет, не слышали?» – «Не зна-а-аю» – «А предвидится?» – «Нет».

То есть она и не хочет знать. Этот повальный дилетантизм во всем, в каждой мелочи, его все больше и больше, он нарастает и летит в нас как снежный ком. Ничего никому не надо. Все меньше и меньше остается фанатов своего дела. Никто не хочет смотреть дальше собственного носа.

– Скажи честно, ты считаешь себя лучше других?

– Да, возможно. Я считаю свой кругозор как минимум шире, чем у других. И я считаю, что это оправданно. Объясню почему – я для этого делаю все. Я читаю по несколько книг в неделю, я не убиваю время на игры в «Кэнди краш» или в другие игрульки, если у меня есть свободная минута – я читаю или пытаюсь получить новую информацию или разобраться в каком-то вопросе. Мне, может быть, хочется валяться, дуть кальян и трещать о какой-нибудь фигне, может быть, мне хочется, очень хочется быть недалекой, но я стараюсь быть человеком, а не зомби. И да, я не уважаю тех людей, которые даже не пытаются посмотреть дальше собственного носа. Я считаю, что путь человека – это путь постоянного самосовершенствования, человек никогда не должен успокаиваться на какой-то одной точке зрения.

– В чем для тебя заключается рецепт абсолютного счастья?

– Знаешь, с тех пор, как появился на свет Дарен, я практически всегда счастлива. Просто просыпаешься и понимаешь, что счастлива. Меня перестали колебать внешние факторы. Кризисы, безденежье – фигня. Когда здоров сын, то я неуязвима.

– И напоследок, задам вопрос, который мы задаем всегда, который всех достал, но…

– Пожелания читателям?

– Так точно.

– В чем проблема современной девушки сегодня? В том, что она не слышит и не слушает себя. Девочке говорит мама, потом папа, подружки – так сяк, муж – так сяк, и она делает, чтобы всем угодить. Но как бы тяжело не было обижать родных, надо понимать, чего ты хочешь. Например, надо замуж. Она пошла. Но она туда не хотела! И ей там плохо. Но ей сказали, и она – «замуж». Научитесь отстаивать свою точку зрения. Не позволяйте манипулировать собой. А если кто-то достает – посылайте. Можете даже некорректно. Потому что когда человек переходит все границы, то не грех ему подсказать, куда идти.

В один момент я как-то растерялась. Мысли улетучились, вопросы вылетели из головы. Я впала в ступор от волнения. Марина поворачивается ко мне и непринужденно убирает с моего лба непослушную прядь, как бы молча говоря: «Давай, соберись, тряпка! Все у тебя получится!»

Хорошо, когда оставаться человеком и оставаться самим собой – это одно и то же. У нее именно так. На семинарах и лекциях, в караоке с друзьями, на телеэкране, везде, где бы она ни была, она остается собой. За это я ее особенно уважаю и люблю. И горжусь, что когда-то рядом с ней горланила Земфиру у костра много лет назад.